Тавтограмма на букву П:

Повествование про Петю.

Пермякам-победителям посвящается.
Прототипом Проскурина Петра послужил простой пермский паренек Павел Постригин. Почти половину пути Петр Проскурин прошел пешком. Повозчик поравнявшейся подводы пригласил путника присесть. Петр поделился папироской. Познакомились.
«Пошевеливай», - помахивая плетью, подгонял понуро плетущегося Пегаса пожилой приземистый Панкратий Поликарпович. Поговорив, попутчики примолкли. Память Проскурина подробно перебирала прошлое: погожий полдень, привокзальный перрон, переполненный провожающими, песни, плачь, пляски, последние поцелуи, пожелания поскорее придти победителями.
«Пиши, пожалуйста, почаще», - просила Полина. После погруженной прокатом платформы подали поезд.
Прозвучал приказ «Построиться!».
Потрясенные провожающие побежали, перемешались.
Полина, пытаясь протолкнуться поближе, повторяла:
«Петя! Пиши!».
Пронзительно-прощально просвистел паровоз – поезд повез первых призывников – посланцев Прикамья. Промелькнули пристань, причалившие пароходики, паром, поодаль, посреди плеса, плотики, пропестрели палатки, посеревший песок пустынного пляжа, протянувшегося по побережью. Постукивал, покачиваясь, поезд. Парни помоложе, посмеиваясь, перекидывались прибаутками, пошучивали. Поколенье постарше, повидавшее поболее, потому, понимая положение, предчувствуя предстоящее, потихоньку покуривало. Проскурина потеснили. Петр, прижавшись поплотнее, послушал противоречивые прогнозы.
Полулежа, пробарабанив пальцами по полке плацкарта, призадумался –« Почему произошло подобное, почему позволили противнику перейти пограничье?».
Повсюду против полчищ противника по призыву партии, правительства поднимались патриоты. Привелось Петру Проскурину повоевать, понюхать пороха. Повзрослел Петруша, пройдя пекло побоищ, поседел, покрываясь пеплом пожарищ. Пол планеты прошагал пехотный полк Проскурина, поднимая пыль прифронтовых путей. Помнится Полесье. Полк попал под перекрестную перестрелку пулеметов. Пензенец политрук Павел Порфирьевич Полипов, поддернув портупею, подхватив пистолет, первым побежал под пули, подбадривая пехоту.
Прохрипел:
«Побьем поганых псов!».
Передовая позиция поочередно переходила противнику, потом пехотинцам. Противостояние продолжалось. Помогло присланное подкрепление, подоспела помощь партизан. После пятой попытки, по полуночи, плацдарм преодолели. Позже, подбирая павших, принесли Полипова. Пехотинцев поразил подвиг политрука. Пораненный, простреленный под поясницу, почуяв приближение прочесывающих перелесок полицаев, Павел Порфирьевич, поднатужившись, по-пластунски прополз под пригорок, приготовил последний патрон, предпочтя погибель позору плена. Погибших похоронили, принесли последние почести. Поставили простые памятники, поименно перечислив похороненных. Поредевший, понесший потери полк, принял партизанское пополнение. Проклятья посылал Петька палачам, пожегшим поселенья, проклятья посылал подонкам-предателям полицаям, повесившим покалеченных пытками пленных. Припомнилась Припять. Понтонная переправа. Поналетевшие планеры противника подбомбили плоты. Пузырящийся поток подхватывал покореженные пушки, перемесившуюся просыпавшуюся провизию, переворачивал подбитые перегруженные понтоны, потопив переправлявшихся. Побагровевшим пятном плыла по Припяти пострадавшая переправа. Потом, полусогнувшись, прикрывая пламя, промокшие, продрогшие пехотинцы просушивали плащ-палатки, портянки, перебирали провиант. Потихоньку покашливали простуженные. Постанывал прикрытый просохшей плащ-палаткой, перевязанный полковник Пантелеймон Петрович Переверзев, прижимавший перебитыми пальцами планшет. Продвигались по Польше. Припомнился пригретый пехотинцами пацаненок. Подобрали, примерно пятилетнего, прокопченного полячонка подле помойки.
Перепугавшись, прикрываясь посиневшими пальчонками, парнишечка пролопотал:
«Прошу, пане. Прошу, пане».
«Паненка» покормили, приодели (помпохоз Паньшин постарался). Повеселевший, покрасневший полячок поглядывал под протопленную, потрескивающую поленьями, печку, подколупывал прилипшую, полузасохшую пшенку. Потом, поправив подаренную пропахшую потом пилотку, принялся потешать пехоту.
«Порядок!» - посмеивалась публика. Передышки, привалы после походов проводил Петр, перелистывая прожитую повесть прекрасной предвоенной поры. Подростком Петька приезжал подсобить прадеду – пантелеевскому пасечнику Прохору Проскурину. Пантелеевка прославилась плодородными пашнями, покосами, пастбищами, пасекой. Посреди поселка поблескивал пруд, приютивший пескариков, плотвичку, привольно плескавшихся пацанят, поутру пастух прогонял пастись Пестравок. Поджарый, плечистый пятнадцатилетний Петруша приглянулся Полинке. Полина понравилась Петру. Подолгу прохаживался Петька по Полининому проулку, простаивал подле палисадника, поджидая подругу. Подолгу просиживал, приобняв Поленьку, под подсолнухами, подпирая прадедов плетень. Первый поцелуй. Признание.
Полушепот покрасневшей Полины:
«Поздно, Петенька, пора – первые петухи пропели»…
Пантелеевские пацаны, прозвавшие Петьку «Полинкиным провожатым», поддразнивали:
-Петр Первый пошел погулять,
-Поймал попугая, пошел продавать,
-Просил 555 полтинников,
-Получил 555 подзатыльников! Помнится, приключилась потасовка, подростки подрались.
-Поддай, пинка поддай!
– подзадоривали приятели петушившихся.
-Перестаньте, прекратите! – просили Полины подружки Пелагея, Прасковья, пытаясь поутихомирить подравшихся. Постепенно пыл поссорившихся поутих… Полевая почта приносила письма Полины.
-Пляши, Петруха! – подмигивал полковой почтальон.
Петр потрогал присланный подругой портрет. Простенького покроя платьице, пуговки по планке, пестренький платочек, повязанный поверх, прическа под прямой пробор, полюбившийся прищур. Полина писала: проучившись полгода, приехала по просьбе пантелеевского председателя правления помогать поднимать посиротевшие поля… Пришла Победа. Противник потерпел позорное поражение. Просчитались палачи, пытавшиеся поработить, поделить планету. Празднично прогремели пушки, по площади Первозданной прокатился парад Победы. Планета приветствовала победителей! По прибытии, Проскурин, пройдя по полузабытым переулкам, пулей пролетел по подъезду; привычно пошатывались перила, поскрипывали половицы.
-Папа! – прокричал Петя, переступив порог, приглушая прорывающийся плачь…
Подыскивая подарок Полине, Петр просматривал прилавки, переполненные побрякушками, помадой, перламутровыми пудреницами.
-Почем? – поинтересовался Проскурин, повертев понравившийся пуховый полушалок.
-Полтинник, - пробасила полная продавщица. Потом, по пути повстречал постаревшего преподавателя Пафнутия Петрофановича Пыжикова. По предметам Пафнутия Петрофановича, прозванного подростками просто Пыжиком, Петя получал «5». Помнится, привычно подтянутый преподаватель похвально похлопывал пионера Проскурина по плечу… Полученные похоронки подкосили пожилого педагога. Плакал Пафнутий Петрофанович, поздравляя прибывшего Петьку. Подпалило пламя пожарища пермяков… Подвода повернула. Петр, поблагодарив повозчика, пошагал прямо. Повсюду простирались поля, позеленевшие перелески. Петр прислушался. Просторы переполнялись пеньем птиц. Потренькивала пустельга, перезванивались пеночки, посвистывал поползень. По придорожью проворно пробежали пугливые перепелки. Природа приносила покой. Показавшаяся полянка, покрытая первоцветом, поманила Проскурина. Петр присел подле пня, приятно пошевелил притомившимися пальцами. Подкинув под пень перевернутое поверх подкладом пальто, пристроился поудобнее, прилег. Почувствовал прохладу примятого подорожника. По-прежнему пряно пахли прутики прошлогодней полыни. Под папоротником пробивались первые подберезовики, подосиновики. Прожужжала пчела. По поднебесью порхали пичужки. По протоптанным протертым подошвам полуботинок, по побледневшим, полинявшим погонам ползали пестрые паучки… Петру привиделось причудливое: посреди пустыря проходил пышный пир. Под патефонную песню павой проплыла празднично приодетая, пригожая Полина, позади покорно прошествовал похорошевший Петр. Появился поп, перекрестив, повенчал прекрасную пару. Помолился, почему-то поднял потрескавшийся полосатый посох, протяжно промолвил: «Почитайте прародителей». Появившиеся прадед Прохор, политрук Полипов, помолодевший преподаватель Пыжиков, паненок, причем прилично подстриженный, причесанный, помытый, Пантелеевские приятели, Полины подружки подходили поздравлять повенчавшихся.
Петр приглашал поздравлявших:
«Пожалуйте, присаживайтесь».
Пели прославленье. Потом под песни, пляски появились посеребренные приборы, позолоченная посуда, полная пирогов, пельменей, пермских перепечей, появился подрумянившийся поросенок, приправленный перцем, петрушкой, проплывали подносы, переполненные печенью под подливой, перловой похлебкой по-прикамски, поджаренными почками, пловом, патиссонами, пшенным пудингом, пюре, печеночным паштетом, пивом, питьем покрепче, помидорами, персиками, пастилой, пломбиром, печеньем, пончиками, проч., проч.… Потом появилась почивальня – постель, покрытая простроченными подзорниками, прекрасным покрывалом, пуховыми подушками, пушистой периной.
-Постойте, погодите, положено, по-первой, пригубить пиво, - протестующе промямлил подгулявший прадед Прохор, подпирая пятерней подбородок… Повеявшая вечерняя прохлада пробудила Петра. Поздней порой постучали. Приглушенно пролаял Полкан. Петр, притянув поводок, потрепал-погладил пса, пожурил, пристыдил Полкана. Признав Петра, Полкан приветливо повиляв, притих.
Проснувшись, Полина потихоньку прошла по поскрипывающим половицам, пододвинула по подоконнику примулу, приглядевшись, прокричала:
«Петенька! Пришел!»…
По прошествии почти полувека после Победы, пожалуй, проще позабыть пожарища, погромы, плен, предательство, пытки, похоронки. Прошу пришедшие поколенья – помните! Помните Победу! Помните павших! Помните подвиги победителей!