К нам в деревню явился один китаец. Это был очень плохой человек, крокодил-анем и насильник женщин. Он пригрозил нам своим ружьем и сказал: «Если вы не дадите мне достаточно кокосовых орехов, я всех вас перестреляю». Мы принесли ему столько, сколько он хотел. Китаец обрадовался и, верно, подумал, что сможет взять у нас все, что только пожелает. И так как он был нехорошим человеком, то схватил за локоть одну девушку и хотел забрать ее с собой. Но у этой девушки были отец, и брат отца, и двоюродный брат, и еще молодой человек, который собирался на
ней жениться. Все они пришли со своими палицами и стукнули его по голове. Тут он повалился на землю и умер. Мы обступили его со всех сторон и долго обсуждали, как быть. Вдруг один старик взглянул на небо и сказал: «Когда вы его убили, солнце стояло там, а сейчас оно здесь. Если вы не кончите говорить до его захода, то китайца уже нельзя будет есть: он начнет вонять». Тогда мы разрезали его на части, мелко разделали мясо, и женщины испекли его с саговой мукой. Китаец оказался на редкость вкусным, куда вкуснее обычного человека и много-много вкуснее, чем свинья.

Это был твой брат?

В противовес.

гетшеет

5-летняя девочка насилует пожилых учительниц. Горячие новости! Пьяный замкадыш — мутант, воспитанный игрой «ну погоди». Александр Друзь продаёт свои ногти. Том Круз отбеливает волосы доместосом (видео). Пьяный герой советского союза продаёт какашки Ивана Семёныча (эксклюзивно для свалко). Том Круз меняет пол. Пэрис Хилтон и Анатолий Вассерман снесли яйцо. Памела Андерсон и Сергей Лукьяненко подрались в общественном туалете.

Жывтоне собирае пяни?

Ага, поедает их и покрывается пятнами. Пятна потом прижигают зелёнкой.

модеры, вы че сдохли? аппрувте новые ништяки

Ты чо воще? Выходные ведь. Модеры отдыхают

новерное вотку пьянствуют поди?

У меня в детстве любимые книжки были из серии "Красный галстук", что ли, про пионеров-героев во время ВОВ. Леню Голикова и т.д. Вот там был трэшак - расчлененка, горы дымящихся трупов, массовые расстрелы в банях и натуралистичное описание гуро в полицайских застенках. Наши пионеры, надо сказать, в долгу не оставались.

Я уже не говорю про Гайдара.

- И получается, - монотонно читал за ширмой тонкий голос, -
что прочесть его, в сущности, некому: взрослые - не станут, а
дети ничего не заметят, как англичане не замечают, что читают по
-английски. "Прощай! - засыпал я. - Бьют барабаны марш-поход.
Каждому отряду своя дорога, свой позор и своя слава. Вот мы и
разошлись. Топот смолк, и в поле пусто..."
- ...Видишь мир глазами маленького мальчика, - читал голос,
- и не из-за примитивности описанных чувств - они достаточно
сложны - а из-за тех бесконечных возможностей, которые таит в
себе мир "Судьбы барабанщика". Это как бы одно из свойств жизни,
на котором не надо и нельзя специально останавливаться,
равнодушная и немного печальная легкость, с которой герой
встречает новые повороты своей жизни. "Никто теперь меня не
узнает и не поймет, - думал я. - Отдаст меня дядя в мичманскую
школу, а сам уедет в Вятку... Ну и пусть! Буду жить один, буду
стараться. А на все прошлое плюну и забуду, как будто его и не
было..." Вселенная, в которой живет герой, по-настоящему
прекрасна: "А на горе, над обрывом, громоздились белые здания,
казалось - дворцы, башни светлые, величавые. И пока мы
подъезжали, они неторопливо разворачивались, становились
вполоборота, поглядывая одно за другим через могучие каменные
плечи, и сверкали голубым стеклом, серебром и золотом..."
- Но кто смотрит на этот удивительный и все время
обновляющийся мир? - вопросил голос за ширмой. - Кто тот
зритель, в чувства которого мы погружаемся? Можно ли сказать,
что это сам автор? Или это один из его обычных мальчиков, в руку
которому через несколько десятков страниц ложится холодная
и надежная рукоять браунинга? Кстати сказать, тема
ребенка-убийцы - одна из главных у Гайдара. Вспомним хотя бы
"Школу" и тот как бы звучащий на всех ее страницах выстрел из
маузера в лесу, вокруг которого крутится все остальное
повествование. Да и в последних работах - "Фронтовых записях" -
эта линия нет, нет, да и вынырнет: "Боясь, что ему не поверят,
он вытягивает из-за пазухи завернутый в клеенку комсомольский
билет... Я смотрю ему в глаза. Я кладу ему в горячую руку
обойму... Ой, нет! Этот паренек заложит обойму не в пустую
кринку..."
- Но нигде эта нота, - усилился голос, - не звучит так
отчетливо, как в "Судьбе барабанщика". Собственно, все
происходящее на страницах этой книги - прелюдия к тому моменту,
когда барабанной дроби выстрелов откликается странное эхо,
приходящее не то с небес, не то из самой души лирического во
всех смыслах героя. "Тогда я выстрелил раз, другой, третий...
Старик Яков вдруг остановился и неловко попятился. Но где мне
было состязаться с другим матерым волком, опасным и беспощадным
снайпером!... Даже падая, я не переставал слышать все тот же
звук, чистый и ясный, который не смогли заглушить ни внезапно
загрохотавшие по саду выстрелы, ни тяжелый удар разорвавшейся
неподалеку бомбы..."
- Убийство здесь, - откликнулся голос за ширмой, - мало чем
отличается от, скажем, попыток открыть ящик стола с помощью
напильника или от мытарств с негодным фотоаппаратом - коротко и
ясно описана внешняя сторона происходящего, и изображен
сопровождающий действия психический процесс, напоминающий
трогательно простую мелодию небольшой шарманки. Причем этот
поток ощущений, оценок и выводов таков, что не допускает
появления сомнений в правильности действий героя. Конечно, он
может ошибаться, делать глупости и сожалеть о них, но он всегда
прав, даже когда неправ. У него есть естественное право
поступать так, как он поступает. В этом смысле Сережа Щербачев -
так зовут маленького барабанщика - без всяких усилий достигает
того состояния духа, о котором так безнадежно мечтал Родион
Раскольников. Можно сказать, что герой Гайдара - это
Раскольников, который идет до конца, ничего не пугаясь, потому
что по молодости лет и из-за уникальности своего жизнеощущения
просто не знает, что можно чего-то испугаться, просто не видит
того, что так мучит петербургского студента; тот облепляет свою
топорную работу унылой и болезненной саморефлексией, а этот
начинает весело палить из браунинга после следующего внутреннего
монолога: "Выпрямляйся, барабанщик! - уже тепло и ласково
подсказал мне все тот же голос. - Встань и не гнись! Пришла
пора!" Отбросим фрейдистские реминисценции...
- ...Всегда были сложные отношения с ницшеанством.
Достоевский пытался пытался художественно обосновать его
несостоятельность - и сделал это вполне убедительно. Правда, с
некоторой оговоркой: он доказал, что такая система взглядов не
подходит для выдуманного им Родиона Раскольникова. А Гайдар
создал такой же убедительный и такой же художественно правдивый,
то есть не вступающий в противоречие со сформированной самим
автором парадигмой, образ сверхчеловека. Сережа абсолютно
аморален, и это неудивительно, потому что любая мораль или то,
что ее заменяет, во всех культурах вносится в детскую душу с
помощью особого леденца, выработанного из красоты жизни. На
месте пошловатого фашистского государства "Судьбы барабанщика"
сережины голубые глаза видят бескрайний романтический простор,
населенный возвышенными исполинами, занятыми мистической
борьбой, природа которой чуть приоткрывается, когда Сережа
спрашивает у старшего сверхчеловека, майора НКВД Герчакова,
каким силам служил убитый на днях взрослый. "Человек усмехнулся.
Он не ответил ничего, затянулся дымом из своей кривой трубки
(sic!), сплюнул на траву и неторопливо показал рукой в ту
сторону, куда плавно опускалось сейчас багровое вечернее
солнце."
- Итак, - сказала женщина за ширмой, - что написал Гайдар,
мы более-менее выяснили. Теперь подумаем, почему? Зачем бритый
наголо мужчина в гимнастерке и папахе на ста страницах убеждает
кого-то, что мир прекрасен, а убийство, совершенное ребенком -
никакой не грех, потому что дети безгрешны в силу своей природы?
Пожалуй, по-настоящему близок Гайдару по духу только Юкио
Мисима. Мисиму можно было бы назвать японским Гайдаром, застрели
он действительно из лука хоть одного из Св. Себастьянов своего
прифронтового детства. Но Мисима идет от вымысла к делу, если,
конечно, считать делом ритуально-садистское самоубийство после
того, как его фотография в позе Св. Себастьяна украсила
несколько журнальных статей о нарождающемся японском
культуризме, а Гайдар идет от дела к вымыслу, если, конечно,
считать вымыслом точные снимки переживаний детской души,
перенесенные из памяти в физиологический раствор художественного
текста. "Многие записи в его дневниках не поддаются прочтению, -
пишет один из исследователей. - Гайдар пользовался специально
разработанным шифром. Иногда он отмечал, что его снова мучили
повторяющиеся сны "по схеме N1" или "по схеме N2". И вдруг
открытым текстом, как вырвавшийся крик: "Снились люди, убитые
мной в детстве..."

(с) Пелевин, Жизнь насекомых

пока нет апрувов можно цитировать классиков

Запстоите же кто-нить Войну унд Мир

-- Еh bien, mon prince. Gкnes et Lucques ne sont plus que des apanages,
des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous prйviens, que si vous
ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de
pallier toutes les infamies, toutes les atrocitйs de cet Antichrist (ma
parole, j'y crois) -- je ne vous connais plus, vous n'кtes plus mon ami,
vous n'кtes plus мой верный раб, comme vous dites. [1] Ну,
здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [2]
садитесь и рассказывайте.
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и
приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного
князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла
несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое
слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с
красным лакеем, было написано без различия во всех:
"Si vous n'avez rien de mieux а faire, M. le comte (или mon prince), et
si la perspective de passer la soirйe chez une pauvre malade ne vous effraye
pas trop, je serai charmйe de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures.
Annette Scherer".[3]
-- Dieu, quelle virulente sortie [4] -- отвечал, нисколько не
смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в
чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он
говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили,
но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями,
которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному
человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою
надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
-- Avant tout dites moi, comment vous allez, chиre amie? [5]
Успокойте друга, -- сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за
приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
-- Как можно быть здоровой... когда нравственно страдаешь? Разве можно
оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? -- сказала
Анна Павловна. -- Вы весь вечер у меня, надеюсь?
-- А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться
там, -- сказал князь. -- Дочь заедет за мной и повезет меня.
-- Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes
ces fкtes et tous ces feux d'artifice commencent а devenir insipides.
[6]
-- Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, -- сказал
князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел,
чтобы верили.
-- Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a-t-on dйcidй par rapport а la
dйpкche de Novosiizoff? Vous savez tout. [7]
-- Как вам сказать? -- сказал князь холодным, скучающим тоном. --
Qu'a-t-on dйcidй? On a dйcidй que Buonaparte a brыlй ses vaisseaux, et je
crois que nous sommes en train de brыler les nфtres. [8] -- Князь
Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна
Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена
оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда
ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее,
делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны
Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных
детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не
хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна
разгорячилась.
-- Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но
Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна
должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое
призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и
чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и
хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру
революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни
должны искупить кровь праведника... На кого нам надеяться, я вас
спрашиваю?... Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять
всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она
хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали
Новосильцову?... Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения
нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага
мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж
объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против
него... И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette
fameuse neutralitй prussienne, ce n'est qu'un piиge. [9] Я верю в
одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет
Европу!... -- Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею
горячностью.
-- Я думаю, -- сказал князь улыбаясь, -- что ежели бы вас послали
вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского
короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
-- Сейчас. A propos, -- прибавила она, опять успокоиваясь, -- нынче у
меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est alliй
aux Montmorency par les Rohans, [10] одна из лучших фамилий
Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbй Morio:
[11] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы
знаете?
-- А! Я очень рад буду, -- сказал князь. -- Скажите, -- прибавил он,
как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о
чем он спрашивал, было главною целью его посещения, -- правда, что
l'impйratrice-mиre [12] желает назначения барона Функе первым
секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, а ce qu'il paraоt.
[13] -- Князь Василий желал определить сына на это место, которое
через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто
другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
-- Monsieur le baron de Funke a йtй recommandй а l'impйratrice-mиre par
sa soeur, [14] -- только сказала она грустным, сухим тоном. В то
время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило
глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с
грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о
своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила
оказать барону Функе beaucoup d'estime, [15] и опять взгляд ее
подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и
женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что
он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же
время утешить его.
-- Mais а propos de votre famille,[16] -- сказала она, --
знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les dйlices de tout
le monde. On la trouve belle, comme le jour. [17]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
-- Я часто думаю, -- продолжала Анна Павловна после минутного молчания,
подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что
политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, --
я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что
вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого,
я его не люблю, -- вставила она безапелляционно, приподняв брови) -- таких
прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
-- Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la
paterienitй, [18] -- сказал князь.
-- Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я
недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло
грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас...
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала
ответа. Князь Василий поморщился.
-- Что вы хотите, чтоб я делал! -- сказал он наконец. -- Вы знаете, я
сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des
imbйciles.[19] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль
-- беспокойный. Вот одно различие, -- сказал он, улыбаясь более
неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко
выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то неожиданно-грубое и
неприятное.
-- И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были
отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, -- сказала Анна Павловна,
задумчиво поднимая глаза.
-- Je suis votre [20] верный раб, et а vous seule je puis
l'avouer. Мои дети -- ce sont les entraves de mon existence. [21]
Это мой крест. Я так себе объясняю. Que voulez-vous?... [22] -- Он
помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
-- Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына
Анатоля? Говорят, -- сказала она, -- что старые девицы ont la manie des
Marieiages. [23] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у
меня есть одна petite personne, [24] которая очень несчастлива с
отцом, une parente а nous, une princesse [25] Болконская. -- Князь
Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения
и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
-- Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40 000 в год, --
сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он
помолчал.
-- Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voilа l'avantage
d'кtre pиre. [26] Она богата, ваша княжна?
-- Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный
князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный
прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La
pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [27] У нее брат,
вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у
меня.
-- Ecoutez, chиre Annette, [28] -- сказал князь, взяв вдруг
свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу. -- Arrangez-moi
cette affaire et je suis votre [29] вернейший раб а tout jamais
pan, comme mon староста m'йcrit des [30] донесенья: покой-ер-п!.
Она хорошей фамилии и богата. Все, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые
его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал
фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
-- Attendez, [31] -- сказала Анна Павловна, соображая. -- Я
нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [32] И,
может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon
apprentissage de vieille fille. [33]

II.


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая
знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но
одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия,
красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник
посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la
femme la plus sйduisante de Pйtersbourg, [34] молодая, маленькая
княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в
большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие
вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он
представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
-- Вы не видали еще? или: -- вы не знакомы с ma tante? [35] --
говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к
маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро
стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя
на ma tante, [36] и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому
неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным
участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому
говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о
здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все
подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения
исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни
разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном
мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была
коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась
иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у
вполне-привлекательных женщин, недостаток ее -- короткость губы и
полуоткрытый рот -- казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было
весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать,
так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым
людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее,
побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при
каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись
беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла
стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван,
около серебряного самовара, как будто все, что она ни делала, было part de
plaisir [37] для нее и для всех ее окружавших.
-- J'ai apportй mon ouvrage, [38] -- сказала она, развертывая
свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
-- Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, -- обратилась
она к хозяйке. -- Vous m'avez йcrit, que c'йtait une toute petite soirйe;
voyez, comme je suis attifйe. [39]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое
изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
-- Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie,
[40] -- отвечала Анна Павловна.
-- Vous savez, mon mari m'abandonne, -- продолжала она тем же тоном,
обращаясь к генералу, -- il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette
vilaine guerre, [41] -- сказала она князю Василию и, не дожидаясь
ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
-- Quelle dйlicieuse personne, que cette petite princesse!
[42] -- сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек
с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с
высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был
незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого,
умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за
границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна
приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее
салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде
вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх,
подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и
несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других
мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе
робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в
этой гостиной.
-- C'est bien aimable а vous, monsieur Pierre, d'кtre venu voir une
pauvre malade, [43] -- сказала ему Анна Павловна, испуганно
переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил
что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами. Он радостно, весело
улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к
тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав
речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна
испуганно остановила его словами:
-- Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек... -- сказала
она.
-- Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но
едва ли возможно...
-- Вы думаете?... -- сказала Анна Павловна, чтобы сказать что-нибудь и
вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную
неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он
остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он,
нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне,
почему он полагал, что план аббата был химера.
-- Мы после поговорим, -- сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась
к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться,
готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин
прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по
заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий
звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход,
так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к
замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или
перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но
среди этих забот все виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо
поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось
около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера,
воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он
видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у
него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он все боялся
пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и
изящные выражения лиц, собранных здесь, он все ждал чего-нибудь особенно
умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он
остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.

III.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не
умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая
дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе,
общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат;
в другом, молодом, красавица-княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая,
румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В
третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек,
очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно
предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился.
Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель
подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который
есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер
Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как
что-то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об
убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от
своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
-- Ah! voyons. Contez-nous cela, vicomte, [44] -- сказала Анна
Павловна, с радостью чувствуя, как чем-то а la Louis XV [45]
отзывалась эта фраза, -- contez-nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна
сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
-- Le vicomte a йtй personnellement connu de monseigneur, [46]
-- шепнула Анна Павловна одному. -- Le vicomte est un parfait conteur,
[47] -- проговорила она другому. -- Comme on voit l'homme de la
bonne compagnie, [48] -- сказала она третьему; и виконт был подан
обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем
блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
-- Переходите сюда, chиre Hйlиne, [49] -- сказала Анна
Павловна красавице-княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого
кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой
вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею
белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч,
глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и
прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя
каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой,
по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала,
подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней
заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою
несомненную и слишком сильно и победительно-действующую красоту. Она как
будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle
personne! [50] говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем-то необычайным, виконт пожал плечами и о
опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его все
тою же неизменною улыбкой.
-- Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire,
[51] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным
что-либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела
прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от
давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на
которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз
складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась
на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на
лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен
перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
-- Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage,[52] --
проговорила она. -- Voyons, а quoi pensez-vous? -- обратилась она к князю
Ипполиту: -- apportez-moi mon ridicule.[53]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и,
усевшись, весело оправилась.
-- Теперь мне хорошо, -- приговаривала она и, попросив начинать,
принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к
ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [54] поражал своим необыкновенным
сходством с сестрою-красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство,
он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры,
но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною
улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то
же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную
брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот -- все сжималось
как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда
принимали неестественное положение.
-- Ce n'est pas une histoire de revenants? [55] -- сказал он,
усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто
без этого инструмента он не мог начать говорить.
-- Mais non, mon cher, [56] -- пожимая плечами, сказал
удивленный рассказчик.
-- C'est que je dйteste les histoires de revenants, [57] --
сказал он таким тоном, что видно было, -- он сказал эти слова, а потом уже
понял, что они значили.
Из-за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень
ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в
панталонах цвета cuisse de nymphe effrayйe, [58] как он сам
говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [59] рассказал очень мило о том ходившем тогда
анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m-lle
George, [60] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся
тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом,
Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился
во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте
впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники
вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
-- Charmant, [61] -- сказала Анна Павловна, оглядываясь
вопросительно на маленькую княгиню.
-- Charmant, -- прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу,
как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать
работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал
продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для
нее молодого человека, заметила, что он что-то слишком горячо и громко
говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно,
Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и
аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека,
развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно
слушали и говорили, и это-то не понравилось Анне Павловне.
-- Средство -- Европейское равновесие и droit des gens, [62]
-- говорил аббат. -- Стоит одному могущественному государству, как Россия,
прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего
целью равновесие Европы, -- и она спасет мир!
-- Как же вы найдете такое равновесие? -- начал было Пьер; но в это
время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца
о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и
приняло оскорбительно притворно-сладкое выражение, которое, видимо, было
привычно ему в разговоре с женщинами.
-- Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности
женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о
климате, -- сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения
присоединила их к общему кружку.
IV.

В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой
князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был
небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими
чертами. Все в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого
мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою,
оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы,
но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень
скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены,
казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо,
он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел все
общество.
-- Vous vous enrфlez pour la guerre, mon prince? [63] --
сказала Анна Павловна.
-- Le gйnйral Koutouzoff, -- сказал Болконский, ударяя на последнем
слоге zoff, как француз, -- a bien voulu de moi pour aide-de-camp...
[64]
-- Et Lise, votre femme? [65]
-- Она поедет в деревню.
-- Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
-- Andrй, [66] -- сказала его жена, обращаясь к мужу тем же
кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, -- какую историю нам
рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя
Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел
к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в
гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав
улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброй и приятной улыбкой.
-- Вот как!... И ты в большом свете! -- сказал он Пьеру.
-- Я знал, что вы будете, -- отвечал Пьер. -- Я приеду к вам ужинать,
-- прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой
рассказ. -- Можно?
-- Нет, нельзя, -- сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая
знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что-то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с
дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
-- Вы меня извините, мой милый виконт, -- сказал князь Василий
французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал.
-- Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и
прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, --
сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между
стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел
почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она
проходила мимо него.
-- Очень хороша, -- сказал князь Андрей.
-- Очень, -- сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне
Павловне.
-- Образуйте мне этого медведя, -- сказал он. -- Вот он месяц живет у
меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому
человеку, как общество умных женщин.

V.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она
знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде
с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее
исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее
выражало только беспокойство и страх.
-- Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? -- сказала она, догоняя
его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о). --
Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу
привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал
пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно
улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
-- Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в
гвардию, -- просила она.
-- Поверьте, что я сделаю все, что могу, княгиня, -- отвечал князь
Василий, -- но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к
Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий
России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи.
Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему
единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась
и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю
виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда-то красивое лицо ее
выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась
и крепче схватила за руку князя Василия.
-- Послушайте, князь, -- сказала она, -- я никогда не просила вас,
никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к
вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду
считать вас благодетелем, -- торопливо прибавила она. -- Нет, вы не
сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon
enfant que vous аvez йtй, [67] -- говорила она, стараясь улыбаться,
тогда как в ее глазах были слезы.
-- Папа, мы опоздаем, -- сказала, повернув свою красивую голову на
античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез.
Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за
всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко
употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако,
после ее нового призыва, что-то вроде укора совести. Она напомнила ему
правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он
видел по ее приемам, что она -- одна из тех женщин, особенно матерей,
которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока
не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные,
ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение
поколебало его.
-- Chиre Анна Михайловна, -- сказал он с своею всегдашнею
фамильярностью и скукой в голосе, -- для меня почти невозможно сделать то,
что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного
отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот
вам моя рука. Довольны вы?
-- Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как
вы добры.
Он хотел уйти.
-- Постойте, два слова. Une fois passй aux gardes... [68] --
Она замялась: -- Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте
ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж...
Князь Василий улыбнулся.
-- Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как
он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни
сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
-- Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой...
-- Папа! -- опять тем же тоном повторила красавица, -- мы опоздаем.
-- Ну, au revoir, [69] прощайте. Видите?
-- Так завтра вы доложите государю?
-- Непременно, а Кутузову не обещаю.
-- Нет, обещайте, обещайте, Basile, [70] -- сказала вслед ему
Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то, должно быть,
была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все
старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то
же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась
к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что
слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
-- Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan?
[71] -- сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comйdie des peuples
de Gкnes et de Lucques, qui viennent prйsenter leurs voeux а M. Buonaparte
assis sur un trфne, et exauзant les voeux des nations! Adorable! Non,
mais c'est а en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la
tкte. [72]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
-- "Dieu me la donne, gare а qui la touche", -- сказал он (слова
Бонапарте, сказанные при возложении короны). -- On dit qu'il a йtй trиs beau
en prononзant ces paroles, [73] -- прибавил он и еще раз
повторил эти слова по-итальянски: "Dio mi la dona, guai a chi la tocca".
-- J'espиre enfin, -- продолжала Анна Павловна, -- que зa a йtй
la goutte d'eau qui fera dйborder le verre. Les souverains ne peuvent plus
supporter cet homme, qui menace tout. [74]
-- Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, -- сказал виконт
учтиво и безнадежно: -- Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis
XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, -- продолжал он
одушевляясь. -- Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leur trahison
de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs
complimenter l'usurpateur. [75]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит,
долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем
телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей,
рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким
значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
-- Bвton de gueules, engrкlй de gueules d'azur -- maison
Condй,[76] -- говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
-- Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, -- продолжал
виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле,
лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, -- то дела
пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я
разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда...
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что-то:
разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
-- Император Александр, -- сказала она с грустью, сопутствовавшей
всегда ее речам об императорской фамилии, -- объявил, что он предоставит
самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся
нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, --
сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
-- Это сомнительно, -- сказал князь Андрей. -- Monsieur le vicomte
[77] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком
далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
-- Сколько я слышал, -- краснея, опять вмешался в разговор Пьер, --
почти все дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
-- Это говорят бонапартисты, -- сказал виконт, не глядя на Пьера. --
Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
-- Bonaparte l'a dit, [78] -- сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на
него, против него обращал свои речи.)
-- "Je leur ai montrй le chemin de la gloire" -- сказал он после
недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: -- "ils n'en ont pas
voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont prйcipitйs en
foule"... Je ne sais pas а quel point il a eu le droit de le dire.
[79]
-- Aucun, [80] -- возразил виконт. -- После убийства герцога
даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si mкme зa
a йtй un hйros pour certaines gens, -- сказал виконт, обращаясь к Анне
Павловне, -- depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le
ciel, un hйros de moins sur la terre.[81]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта,
как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и
предчувствовавшая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже не могла
остановить его.
-- Казнь герцога Энгиенского, -- сказал мсье Пьер, -- была
государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что
Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
-- Dieul mon Dieu![82] -- страшным шопотом проговорила Анна
Павловна.
-- Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur
d'вme, [83] -- сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к
себе работу.
-- Ah! Oh! -- сказали разные голоса.
-- Capital![84] -- по-английски сказал князь Ипполит и
принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков
на слушателей.
-- Я потому так говорю, -- продолжал он с отчаянностью, -- что Бурбоны
бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять
революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться
перед жизнью одного человека.
-- Не хотите ли перейти к тому столу? -- сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
-- Нет, -- говорил он, все более и более одушевляясь, -- Наполеон
велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления,
удержав все хорошее -- и равенство граждан, и свободу слова и печати -- и
только потому приобрел власть.
-- Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы
ее законному королю, -- сказал виконт, -- тогда бы я назвал его великим
человеком.
-- Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем,
чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого
человека. Революция была великое дело, -- продолжал мсье Пьер, выказывая
этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и
желание все полнее высказать.
-- Революция и цареубийство великое дело?...После этого... да не хотите
ли перейти к тому столу? -- повторила Анна Павловна.
-- Contrat social, [85] -- с кроткой улыбкой сказал виконт.
-- Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
-- Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, -- опять перебил
иронический голос.
-- Это были крайности, разумеется, но не в них все значение, а значение
в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и
все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
-- Свобода и равенство, -- презрительно сказал виконт, как будто
решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей,
-- все громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит
свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство.
Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а
Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на
хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на
свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные
Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она
убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и,
присоединившись к виконту, напала на оратора.
-- Mais, mon cher m-r Pierre, [86] -- сказала Анна Павловна,
-- как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога,
наконец, просто человека, без суда и без вины?
-- Я бы спросил, -- сказал виконт, -- как monsieur объясняет 18
брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement
а la maniиre d'agir d'un grand homme. [87]
-- А пленные в Африке, которых он убил? -- сказала маленькая княгиня.
-- Это ужасно! -- И она пожала плечами.
-- C'est un roturier, vous aurez beau dire, [88] -- сказал
князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у
него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него,
напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и
даже несколько угрюмое лицо и являлось другое -- детское, доброе, даже
глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец
совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
-- Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? -- сказал князь Андрей.
-- Притом надо в поступках государственного человека различать поступки
частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
-- Да, да, разумеется, -- подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему
подмогой.
-- Нельзя не сознаться, -- продолжал князь Андрей, -- Наполеон как
человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает
руку, но... но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера,
приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
-- -- -
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося
присесть, заговорил:
-- Ah! aujourd'hui on m'a racontй une anecdote moscovite, charmante: il
faut que je vous en rйgale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte
en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [89]
И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят
французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно,
настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
-- В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно
было иметь два valets de pied [90] за карета. И очень большой
ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre, [91]
еще большой росту. Она сказала...
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
-- Она сказала... да, она сказала: "девушка (а la femme de chambre),
надень livrйe [92] и поедем со мной, за карета, faire des visites".
[93]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей,
что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том
числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
-- Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа,
и длинны волоса расчесались...
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь
этот смех проговорил:
-- И весь свет узнал...
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его
рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по-русски,
однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита,
так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера.
Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем
и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.

VI.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soirйe, [94] гости
стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с
огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще
менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что-нибудь особенно
приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы
захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая
султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его
рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением
добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с
христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и
сказала:
-- Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои
мнения, мой милый мсье Пьер, -- сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и
показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только
вот что: "Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый". И
все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему
ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом,
вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной
княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
-- Идите, Annette, вы простудитесь, -- говорила маленькая княгиня,
прощаясь с Анной Павловной. -- C'est arrкtй, [95] -- прибавила она
тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она
затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
-- Я надеюсь на вас, милый друг, -- сказала Анна Павловна тоже тихо, --
вы напишете к ней и скажете мне, comment le pиre envisagera la chose. Au
revoir, [96] -- и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое
лицо, стал полушопотом что-то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат
говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им,
французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но
не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала
смеясь.
-- Я очень рад, что не поехал к посланнику, -- говорил князь Ипполит:
-- скука... Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
-- Говорят, что бал будет очень хорош, -- отвечала княгиня, вздергивая
с усиками губку. -- Все красивые женщины общества будут там.
-- Не все, потому что вас там не будет; не все, -- сказал князь
Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал
надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго
не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую
женщину.
Она грациозно, но все улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула
на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
-- Вы готовы? -- спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по-новому,
был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую
лакей подсаживал в карету.
-- Рrincesse, au revoir, [97] -- кричал он, путаясь языком так
же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял
саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
-- Па-звольте, сударь, -- сухо-неприятно обратился князь Андрей
по-русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
-- Я тебя жду, Пьер, -- ласково и нежно проговорил тот же голос князя
Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся
отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти
до дому.
-- -- -
-- Eh bien, mon cher, votre petite princesse est trиs bien, trиs bien,
-- сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. -- Mais trиs bien. -- Он
поцеловал кончики своих пальцев. -- Et tout-а-fait franзaise.
[98]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
-- Et savez-vous que vous кtes terrible avec votre petit air innocent,
-- продолжал виконт. -- Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui
se donne des airs de prince rйgnant.. [99]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
-- Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames
franзaises. Il faut savoir s'y prendre. [100]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя
Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с
полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее
из середины.
-- Что ты сделал с m-lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, -- сказал,
входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул
оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
-- Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело...
По-моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать... Но только не
политическим равновесием...
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
-- Нельзя, mon cher, [101] везде все говорить, что только
думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что-нибудь? Кавалергард ты
будешь или дипломат? -- спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
-- Можете себе представить, я все еще не знаю. Ни то, ни другое мне не
нравится.
-- Но ведь надо на что-нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером-аббатом за
границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в
Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: "Теперь ты поезжай
в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на все согласен. Вот тебе письмо к князю
Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога". Пьер уже
три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему
князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
-- Но он масон должен быть, -- сказал он, разумея аббата, которого он
видел на вечере.
-- Все это бредни, -- остановил его опять князь Андрей, -- поговорим
лучше о деле. Был ты в конной гвардии?...
-- Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать.
Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы
понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии
против величайшего человека в мире... это нехорошо...
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид,
что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный
вопрос трудно было ответить что-нибудь другое, чем то, что ответил князь
Андрей.
-- Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было,
-- сказал он.
-- Это-то и было бы прекрасно, -- сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
-- Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не
будет...
-- Ну, для чего вы идете на войну? -- спросил Пьер.
-- Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду... -- Oн
остановился. -- Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь
-- не по мне!

VII.


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь
Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в
гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была
уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей
встал, учтиво подвигая ей кресло.
-- Отчего, я часто думаю, -- заговорила она, как всегда, по-французски,
поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, -- отчего Анет не вышла замуж?
Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы
ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
-- Я и с мужем вашим все спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на
войну, -- сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в
отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
-- Ах, вот я то же говорю! -- сказала она. -- Я не понимаю, решительно
не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины,
ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему все
говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так
знают, так ценят. На-днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает:
"c'est зa le fameux prince Andrй?" Ma parole d'honneur!
[102] -- Она засмеялась. -- Он так везде принят. Он очень легко
может быть и флигель-адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил
с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не
нравился его другу, ничего не отвечал.
-- Когда вы едете? -- спросил он.
-- Ah! ne me parlez pas de ce dйpart, ne m'en parlez pas. Je ne veux
pas en entendre parler,[103] -- заговорила княгиня таким
капризно-игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который
так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. --
Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения... И
потом, ты знаешь, Andrй? -- Она значительно мигнула мужу. -- J'ai peur, j'ai
peur! [104] -- прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив,
что кто-то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною
учтивостью вопросительно обратился к жене:
-- Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, -- сказал он.
-- Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из-за своих
прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
-- С отцом и сестрой, не забудь, -- тихо сказал князь Андрей.
-- Все равно одна, без моих друзей... И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное,
а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным
говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла
сущность дела.
-- Все-таки я не понял, de quoi vous avez peur, [105] --
медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
-- Non, Andrй, je dis que vous avez tellement, tellement changй
[106]...
-- Твой доктор велит тебе раньше ложиться, -- сказал князь Андрей. --
Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала;
князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и
зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
-- Что мне за дело, что тут мсье Пьер, -- вдруг сказала маленькая
княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. -- Я
тебе давно хотела сказать, Andrй: за что ты ко мне так переменился? Что я
тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
-- Lise! -- только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба,
и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах;
но она торопливо продолжала:
-- Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я все вижу.
Разве ты такой был полгода назад?
-- Lise, я прошу вас перестать, -- сказал князь Андрей еще
выразительнее.
Пьер, все более и более приходивший в волнение во время этого
разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида
слез и сам готов был заплакать.
-- Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю,
я сам испытал... отчего... потому что... Нет, извините, чужой тут лишний...
Нет, успокойтесь... Прощайте...
Князь Андрей остановил его за руку.
-- Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня
удовольствия провести с тобою вечер.
-- Нет, он только о себе думает, -- проговорила княгиня, не удерживая
сердитых слез.
-- Lise, -- сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень,
которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое-беличье выражение красивого личика княгини заменилось
привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья
взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то
робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо
помахивающей опущенным хвостом.
-- Mon Dieu, mon Dieu! [107] -- проговорила княгиня и,
подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
-- Bonsoir, Lise, [108] -- сказал князь Андрей, вставая и
учтиво, как у посторонней, целуя руку.

VIII.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал
на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
-- Пойдем ужинать, -- сказал он со вздохом, вставая и направляясь к
двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Все, от
салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный
отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине
ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что-нибудь на
сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в
каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
-- Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись
до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех
пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не
увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком,
никуда негодным... А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого.
Все истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением.
Ежели ты ждешь от себя чего-нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь
чувствовать, что для тебя все кончено, все закрыто, кроме гостиной, где ты
будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом... Да что!...
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая
доброту, и удивленно глядел на друга.
-- Моя жена, -- продолжал князь Андрей, -- прекрасная женщина. Это одна
из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже
мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и
первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того
Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь
зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо все дрожало
нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался
потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было,
что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он
в эти минуты почти болезненного раздражения.
-- Ты не понимаешь, отчего я это говорю, -- продолжал он. -- Ведь это
целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, -- сказал он,
хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. -- Ты говоришь Бонапарте; но
Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у
него ничего не было, кроме его цели, -- и он достиг ее. Но свяжи себя с
женщиной -- и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И все, что
есть в тебе надежд и сил, все только тяготит и раскаянием мучает тебя.
Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество -- вот заколдованный круг,
из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую
войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis
trиs aimable et trиs caustique,[109] -- продолжал князь Андрей, --
и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может
жить моя жена, и эти женщины... Ежели бы ты только мог знать, что это такое
toutes les femmes distinguйes [110] и вообще женщины! Отец мой
прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем -- вот женщины, когда
показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что
что-то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись,
-- кончил князь Андрей.
-- Мне смешно, -- сказал Пьер, -- что вы себя, вы себя считаете
неспособным, свою жизнь -- испорченною жизнью. У вас все, все впереди. И
вы...
Он не сказал, что вы, но уже тон его показывал, как высоко ценит он
друга и как много ждет от него в будущем.
"Как он может это говорить!" думал Пьер. Пьер считал князя Андрея
образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени
соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего
можно выразить понятием -- силы воли. Пьер всегда удивлялся способности
князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной
памяти, начитанности (он все читал, все знал, обо всем имел понятие) и
больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало
в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему
особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала
необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
-- Je suis un homme fini, [111] -- сказал князь Андрей.

Давным-давно жила на берегу моря одна добрая женщина. У нее было пять сыновей, пять братьев Лю: Лю-первый, Лю-второй, Лю-третий, Лю-четвертый и Лю-пятый. Они были так похожи, что никто не мог их отличить друг от друга. Даже мать иногда путала. Но у каждого из братьев была своя особенность. Старший брат, Лю-первый, мог выпить целое море, а потом выпустить его обратно. Лю-второй не боялся огня. Лю-третий мог вытягивать свои ноги на любую длину. У Лю-четвертого тело было крепче самого крепкого железа. А самый младший, Лю-пятый, понимал язык птиц и зверей.

Они жили счастливо и безбедно. Лю-первый ловил рыбу. Лю-второй поддерживал в доме огонь. Лю-третий и Лю-четвертый работали в поле. А Лю-пятый пас гусей и овец.

Однажды в те места, где жили братья Лю, приехал на охоту богатый и злой правитель области. На опушке леса он увидел стадо и мальчика-пастуха. Это был Лю-пятый. Возле него спала красивая горная козочка. Правитель схватил свой лук, прицелился в нее. Испуганный Лю крикнул - козочка одним прыжком скрылась в лесу. Из чащи выглянул олень. Лю закричал ему на оленьем языке: "Спасайся!" - и олень исчез. На поляну выскочили веселые зайцы. Лю крикнул на заячьем языке - и зайцы ускакали. Все звери попрятались, лес опустел. Напрасно правитель стрелял из лука - только стрелы терял. Он был очень разгневан. А добрый Лю радовался, что успел помочь своим лесным друзьям.

Тогда злой правитель приказал схватить Лю-пятого. Его отвезли в город и бросили в клетку к голодному тигру. Правитель думал, что тигр разорвет смелого бедняка, но Лю-пятый заговорил с тигром на тигрином языке, и свирепый зверь не тронул его.

Узнал об этом правитель, озлобился еще больше. Он приказал отрубить Лю-пятому голову. Но тогда в тюрьму, куда отвели Лю-пятого, пробрался Лю-четвертый, у которого тело было крепче самого крепкого железа. Он остался в тюрьме вместо своего брата, а Лю-пятый спокойно вышел и отправился домой. Они были так похожи друг на друга, что никто ничего не заметил.

На следующее утро Лю-четвертого вывели на городскую площадь. Палач хотел отрубить ему голову, но самый тяжелый и крепкий меч ударился о железную шею Лю-четвертого и разлетелся на куски. Тогда озлобленный правитель приказал отвести его в тюрьму, а наутро сбросить дерзкого бедняка с высокой скалы.

Ночью в тюрьму проник Лю-третий, который мог вытягивать свои ноги на любую длину, и остался там вместо своего брата. И опять никто ни о чем не догадался.

На заре Лю-третьего отвели на высокую скалу. Если человека бросали с той скалы, он разбивался насмерь.

Вот палачи столкнули вниз Лю-третьего, а он спокойно вытянул свои чудесные ноги и встал на них как ни в чем не бывало. Разъяренный правитель ускакал в свой дворец. В тот же день он приказал сжечь непокорного Лю на костре.
Братья Лю - китайская народная сказка

Палачи сложили на площади перед дворцом правителя огромный костер. Стража с луками и копьями окружила площадь. Толпы народа пришли со всех сторон.

Тем временем Лю-второй, который не боялся огня, пробрался в тюрьму и незаметно подменил Лю-третьего. Едва успел он это сделать - правитель подал знак начинать казнь.

Палачи схватили Лю-второго и бросили его в середину огромного костра. Пламя поднялось выше домов. Лю-второй исчез в огне и черном дыму. Народ заплакал от жалости. А жестокий правитель злобно смеялся.

Но скоро дым рассеялся и все увидели: посреди огня стоит Лю-второй и улыбается как ни в чем не бывало. Правитель чуть не задохнулся от ярости.

- Что это за человек? - закричал он. - В огне не горит, оскалы не разбивается, меч его не берет, и даже свирепый тигр его не трогает! Так нет же, быть того не может, чтобы я, могущественный правитель, не справился с простым крестьянином!

И жестокий правитель решил отвезти Лю далеко в море, привязать ему на шею тяжелый камень и утопить. "Может быть, он не боится и воды? - подумал правитель. - Все равно камень не даст ему всплыть. Пусть остается на дне морском!" И вечером того же дня он приказал свершить казнь.

С большим трудом пробрался в тюрьму Лю-первый, который мог выпить все море. Он занял место своего брата и стал ждать.

Вечером его отвели на корабль. Правитель со своей свитой поместился на другом корабле. Корабли уплыли далеко в море. На самом глубоком месте Лю-первому привязали на шею огромный камень и, по знаку жестокого правителя, бросили в морские волны.

Как только Лю-первый скрылся под водой, он сейчас же начал пить море. Правитель увидел: море исчезает куда-то - и пожелтел от страха. Вскоре морское дно обнажилось. Корабли опрокинулись, правитель и его свита увязли в морском иле.

Тем временем Лю-первый отвязал камень и спокойно вышел на берег. Тогда он выпустил море обратно. Правитель с его свитой так и остались на дне.

А народ радовался гибели злого правителя и прославлял непобедимых братьев Лю.

Столька букаф??77 Вы ебанусли?